Гость
|
16 ноября 2018 года в 20:51
Звезда мирового балета. Премьер Большого. Магистр юридических наук. Талантливый менеджер. Пять лет назад Николай Цискаридзе стал ректором Санкт-Петербургской Академии русского балета. И приехал в Москву с учениками, чтобы отметить гала-концертами 280-летие знаменитой школы Вагановой. Мы поговорили про вчера, сегодня и завтра.
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
— Чего я не боюсь в жизни, так это интервью, — с веселой улыбкой сказал он, едва мы встретились.
— А есть вещи, которых боитесь?
— Есть! Боюсь, когда люди болеют, страдают, когда есть какая-то неразрешимая, неотвратимая ситуация. Я не боюсь смерти или похорон, а вот всего остального не пожелал бы ни близким, ни себе, ни даже врагам, потому что мне их тоже жалко.
Как работать звездой
— Пять лет назад вы оставили сцену. Фантомные боли преследуют?
— Нет! В тот день, когда я для себя перелистнул страничку судьбы, сказал себе: все! И просто пошел дальше.
— Какой это был день, помните?
— Да, очень хорошо помню. Как-то перед этим сидел у телевизора и слушал Ольгу Яковлеву. Ей задали вопрос, какую роль вы так и не сыграли? А я много ее видел на сцене: мама была безумной поклонницей Эфроса. И вот Яковлева говорит: Раневскую не сыграла, не успела. Ей отвечают: ну так вы только скажите Олегу Палычу, он вам пригласит любого режиссера! Она так иронично смотрит: «Раневская — гипертрофированная женская сущность. Она едет в Париж, у нее любовь. Она в детородном возрасте! А у меня это все давно позади...» И я подумал: «О-о! Как это точно! Карениной 24 года, Вронскому 21, Каренину 44! Я вспомнил, что
Фадеечев мне рассказывал про Уланову, он начал с ней танцевать в 21 год, она была уже очень взрослой. Чем старше она становилась, тем танцевала все быстрее, быстрее, быстрее! Чтобы никто никогда не понял ее действительный возраст. Записи это показывают!
Вспомнил некоторых коллег с оплывшими боками и валиками в области талии… Когда все это в моей голове соединилось, я подумал: так, не останусь ни дня!
В свое время, в день выпуска, 5 июня 1992 года, я дал обещание своему педагогу. Петр Пестов мне сказал: «Твоя природа уникальна, но она будет актуальна, пока она свежа. Увядание у тебя будет чудовищное».
— Вам предсказали, что карета превратится в тыкву еще до начала бала?
— Да! Пестов сказал: «Не делай глупостей, не тяни лямку. Твоя природа не может ползти. Двадцать один год — самое большее, что для тебя возможно!»
И вот я танцую «Жизель», и вдруг вместо того, чтобы бежать к двери, просто быстро иду. В этот миг у меня в голове ударил колокол. Еще не достигнув двери, понял: скоро все!
И мой последний спектакль, где я исполнял главную роль, произошел 5 июня 2013 года, через двадцать один год, день в день, как я дал обещание Пестову.
— Вы самый титулованный артист своего поколения. Ректор знаменитой петербургской академии балета. Но в нынешнюю участь выплыли из череды жутких скандалов. С чем вас оставил этот опыт?
— С уверенностью. Я на суде сказал:
что бы вы ни делали, как бы ни выкручивались, двадцать один год существования Большого театра — это торжество искусства Николая Цискаридзе. Историю не написать по-другому.
И я в череде избранных артистов Большого — от Ростроповича до Галины Улановой, от Галины Вишневской до Майи Плисецкой, от Мариуса Лиепы до Максимовой, Васильева... Большой театр — это и я! Пройдет время, и будет сниматься один, другой, двадцатый фильм об истории Большого, где всегда будет упоминаться об этом суде и где они всегда будут проигравшими.
— Ну, раз уж мы заговорили о Большом: что вы думаете о сегодняшнем состоянии alma mater?
— Прошло пять лет, как я не служу в Большом театре. Я только что пришел на репетицию перед юбилейными концертами. В первый зал, который находится в историческом здании. Три года я служил в этом здании, с момента, как его открыли после реконструкции.
С первого дня было понятно, что с залом катастрофа. Он был уже сконструирован с ошибками. Ошиблись в наклоне пола, ошиблись в вентиляции, ошиблись в том, что окна сделали на потолке, из-за этого тени падают бог знает куда, отражаются в зеркалах и вам мешают.
Репетиционные залы и гримерные для артистов балета — основная часть жизни, и без комфорта многие вещи сделать невозможно. Я пришел 17 июня, жаркий день, находиться в помещении нельзя, вентиляция не работает. Раскаленное солнце повсюду, значит, из пространства в пятьсот метров триста нельзя использовать. Встать некуда, везде солнце слепит глаза — вращаться нельзя, в воздух не прыгнуть! Нельзя работать.
Нынешний директор тоже служит пять лет, как я, ректором. За пять лет для артистов не сделано ничего, все осталось по-прежнему в зале имени моего любимого педагога Галины Сергеевны Улановой. И здесь кончается искусство и дышит почва. Когда человек руководит предприятием, не понимая в нюансах профессии, никогда ничего не получится, какими громкими именами и цифрами себя ни окружай.
Человек, который руководит этим театром, должен понимать, что такое му-зы-ка! Об этом множество раз говорил Ростропович, об этом постоянно говорили Плисецкая, Вишневская, Образцова. А великая Джоан Сазерленд однажды прекрасно сказала: «Все забыли, что в опере прежде всего надо петь!» Режиссура — это второе. К тому же есть репертуар, который в Париже проходит на ура, а в Лондоне нет. И если вы берете названия, которые никогда в Москве не будут иметь успеха, названия, которые не нужны этому городу...
Привожу один пример уже много лет: мы прилетаем в другую страну. Что видим первым — туалеты и тележки. «Театр начинается с вешалки» — не просто фраза. Когда вы переступаете порог любого заведения, по туалету можно все сразу сказать о его начальстве. И можно говорить какие угодно высокие слова, но вы заходите в здание и сразу — по порванным коврам и халатному отношению к нуждам зрителя — понимаете, что происходит…
— А вы бы знали, что делать?
— Когда меня спрашивают, знаю ли, что надо делать с Большим театром, я просто отвечаю: я знаю, что надо делать вообще! Большой — мой дом. Знаю здесь все пути. И когда там люди начинают врать, я знаю, в какую сторону они двинутся, потому что я с ними вырос. Мне в детстве сделали прививку от их яда.
У меня однажды был конфликт с одной дамочкой, неудавшейся актрисой. Раз я ее аккуратно обошел, другой...
Наконец мне один важный чиновник говорит: Коля, ну что такое? Я ему отвечаю: понимаете, спать с народным артистом и стать народным артистом — две диаметрально противоположные вещи.
Как говорила покойная Алла Шполянская, «талант половым путем не передается!» Так вот, когда ты в самом сложном, самом главном, самом изощренном и на прекрасное, и на отвратительное коллективе становишься номером один в первый год, это просто значит, у тебя есть не только способности, но и мозги.
|